Каменная обезьяна - Страница 87

Сакс пошла по стопам отца и в то время служила патрульным полицейским. Так ее и прозвали: ДП — «дочь патрульного».

— Пап, да я все сочинила.

— Будь серьезной.

Улыбка Сакс поблекла, и она действительно стала серьезной. Пыльный летний ветерок проникал в полуоткрытое окно, ероша непокорные рыжие волосы и теребя застиранные простыни на кровати отца. Оба чувствовали себя неуютно в этом мрачном заведении.

— Продолжай, — наконец сказала Сакс.

— Спасибо… Я слышал твои рассказы о том, как ты несешь службу. По-моему, ты не бережешь себя, Ами. Но продолжаться так дальше не может.

— Пап, откуда такие разговоры?

Но оба прекрасно понимали, что причиной всему является рак, стремительно убивающий отца. А старому полицейскому хотелось оставить своему единственному ребенку кое-что более существенное, чем полицейский значок, пистолет «Кольт» с никелированной рукояткой и старый «Додж-Чарджер», требовавший замены коробки передач и головки блока цилиндров. Герман Сакс заговорил снова, произнеся слова, которых требовала его роль отца:

— Уважь старика.

— Давай лучше вспомним что-нибудь веселенькое.

— Хорошо. Помнишь, как ты летала первый раз?

— Мы отправились к бабушке Сакс во Флориду. Стояла страшная жара — сто восемьдесят градусов в тени, и на меня напал хамелеон.

Но сбить Германа Сакса с мысли было не так-то просто.

— А стюардесса, или как их называют теперь, сказала: «В экстренном случае наденьте кислородную маску, а затем помогите тем, кому требуется помощь». Такое у них правило.

— Да, так всегда говорят, — согласилась Сакс, оглушенная чувствами. Старый полицейский, подняв руку с навсегда въевшимся в кожу машинным маслом, продолжал:

— Такого же правила должен придерживаться патрульный полицейский. Сначала думай о себе, потом о жертве. И такого же правила должна придерживаться ты сама. Что бы ни случилось, в первую очередь береги себя. Ибо если с тобой что-то случится, ты уже никому не сможешь помочь.

Сакс ехала под моросящим дождем. Голос отца, звучавший у нее в ушах, постепенно затих, но на смену ему пришел другой. Голос врача, говорившего с ней несколько недель назад.

— А, мисс Сакс, вот вы где.

— Здравствуйте, доктор.

— Я только что встретился с лечащим врачом Линкольна Райма.

— И?

— Мне нужно кое о чем с вами поговорить.

— Похоже, у вас плохие известия, доктор.

— Почему бы нам не присесть вон в том углу?

— Можно поговорить и здесь. Выкладывайте мне все. Начистоту.

Весь ее мир перевернулся вверх ногами; все планы на будущее рухнули.

Что ей делать?

Сакс свернула к тротуару и остановилась.

Ладно, один выход есть…

Амелия Сакс долго сидела неподвижно, понимая, что это безумие. Затем, поддавшись порыву, она выбралась из «Камаро» и, опустив голову, быстро завернула за угол и вошла в дом. Поднялась пешком по лестнице. И постучала в дверь.

Дверь открылась, и Сакс улыбнулась Джону Суну. Тот, улыбнувшись в ответ, кивком пригласил ее пройти в квартиру.

Что бы ни случилось, в первую очередь береги себя. Ибо если с тобой что-то случится, ты уже никому не сможешь помочь…

Вдруг Сакс показалось, что у нее с плеч сняли огромную тяжесть.

Глава 29

Полночь.

Однако, несмотря на изнурительный день, который привел его с борта тонущего корабля в квартиру на Западном Центральном парке, на противоположном конце земного шара от дома, Сонни Ли не чувствовал усталости.

Взяв сумку с покупками, он зашел в спальню Линкольна Райма.

— Когда я ходить в Чайнатаун с Хонксе, Лоабан, я покупать несколько вещей. Купить подарок для тебя.

— Подарок? — поинтересовался Райм со своего трона — новой кровати для больных с травмой позвоночника, как его уверяли, очень удобной.

Достав из сумки сверток, Ли начал разворачивать бумагу.

— Смотри, что я здесь иметь. — В его руках появилась маленькая нефритовая фигурка свирепого человека с луком и стрелой в руках. Ли огляделся по сторонам. — Где есть север?

— Север там, — кивком указал Райм.

Поставив фигурку на стол у стены, Ли вернулся к сумке и достал палочки благовоний.

— Не вздумай зажигать их здесь!

— Я должен, Лоабан. Они тебя не убивать.

Хотя Ли недавно убеждал всех, как китайцам нелегко отвечать на просьбу отказом, сам он, очевидно, не разделял эту черту характера своих соотечественников.

Поставив палочку в подставку, он зажег ее, а затем, принеся из ванной пластмассовый стаканчик, наполнил его жидкостью из светло-зеленой бутылки.

— Что ты делаешь, возводишь храм?

— Алтарь, Лоабан. Не храм.

Похоже, Ли позабавило неумение Райма различить такие очевидные вещи.

— А это кто такой? Будда? Конфуций?

— С лук и стрела? — Ли презрительно фыркнул. — Лоабан, ты знать так много о так мало, и так мало о так много.

Райм рассмеялся, вспоминая, что приблизительно то же самое неустанно твердила его жена, только на повышенных тонах и не так членораздельно.

— Это есть Гуань Ди, бог войны. Мы приносить ему жертва. Он любить сладкий вино, и я принести как раз это.

Криминалисту вдруг захотелось узнать, что бы сказали Селитто и Деллрей, не говоря уже о Сакс, увидев, что его спальня превратилась в алтарь бога войны.

Склонившись перед изваянием, Ли забормотал по-китайски. Затем, достав из сумки белую бутылку, уселся в плетеное кресло рядом с кроватью паралитика. Наполнив пластмассовый стаканчик себе, он долго возился со стаканом Райма. Наконец ему удалось снять крышку, и, наполнив стакан до половины, Ли закрыл его и вставил соломинку.